Роберт Эдельман начинает с начала: первая часть предыстории футбола в России – футбол и его связь с революцией 1917 года.

Глава Первая 

Спартаковские корни

1900-1917. Футбол на районе

Вспоминая о своем пребывании в дореволюционной Москве, британский дипломат Роберт Брюс Локхарт размышлял о взаимовлиянии между футболом и бунтом, свидетелем которого он был в 1917-м году. Если бы русские рабочие играли и ходили на футбол так же часто, как их британские товарищи, революции вообще могло бы и не случиться. Похоже, Локхарт читал, что социалисты до войны писали о пагубном влиянии этой игры. И очевидно был согласен со своими политическими оппонентами в том, что между политикой и спортом существует связь, но делал ровно противоположный вывод. Для левых интеллектуалов «народная игра» была ненавистным отвлечением трудящихся от классовой борьбы, в то время как для консервативных британских политиков, она была даром свыше.

Может быть Локхарт, с его наивным спортивным романтизмом, действительно прав? Сделало ли отсутствие профессиональной футбольной лиги в России рабочую революцию более реальной? Противоположный аргумент неоднократно применялся в отношении Британии. Если, как многие отмечали, спорт был светской религией, тем клеем, который скреплял воедино разрозненные элементы викторианского общества, может быть отсутствие развитого спорта в России частично объясняет и падение дома Романовых? Нечего и говорить, что подобные заявления нужно делать со всей осмотрительностью – после десятилетий образцовых исследований, основанных на архивной работе – вдруг утверждать, что именно футбол, пропущенный большинством историков, мог быть некоей поворотной точкой. Заманчиво было бы утверждать, но я воздержусь от этого неподтверждённого фактами аргумента, который могут оценить лишь подготовленные историки.

Реальное число рабочих в России, увлеченных футболом до 1917 года было невелико. Накануне войны во всей империи было зарегистрировано около 8 тысяч игроков, и едва ли эти люди в списках были ремесленниками или фабричными рабочими. Лучше перевернуть вверх ногами формулировку Локхарта, и посмотреть не на влияние футбола на общество, а на воздействие общества на футбол. Если футбол в России был недостаточно важен для того, чтобы привлечь внимание имперских трудящихся, мы всё ещё можем говорить о спортивных практиках этих мужчин (как правило, молодых), которые были частью футбольной субкультуры. Как именно их участие в современной городской спортивной активности влияло на их политическую, культурную, национальную, гендерную идентичность, и как эти развивающиеся идентичности отражали стремительные социальные перемены в дореволюционный период?

В этой главе я сосредоточусь на небольшой компании друзей из одного московского района, которые хотели играть и, сменив несколько названий, в 1935-м году стали основой московского «Спартака». У меня две цели: рассмотреть связь между массовой культурой и политикой рабочего класса во втором городе империи, и предсказать послевоенное развитие будущего «Спартака». Прямое участие будущих спартаковцев в политической жизни до революции было минимальным. Только после 1917-го года, а в особенности после основания общества «Спартак» в 1935-м, эта когорта молодых людей вдруг стала исторически значимой. Вот тогда их ранний спортивный опыт оказал большое влияние на то, как они управляли и какой была поддержка у того спортивного общества, которое когда-то начиналось как небольшой районный клуб.

***

Петербург, в котором всегда было больше иностранцев, обычно был впереди Москвы в том, что касалось современной западной культуры. Футбол не был исключением. В 1912-м Борис Чесноков (1891-1979) – игрок, организатор и хроникер рабочего футбола, писал, что футбол является самым популярным спортом в Москве. Однако он же специально обращал внимание на то, что на постоянной основе играют только около тысячи человек, большинство – выходцы из богатых семей. Люди из семей попроще тоже играли и ходили на футбол до 1917-го года, однако вряд ли даже в сопоставимых количествах. Футбол еще не был формой массовой культуры, принимая во внимание тот факт, что массы в него не играли. Тем не менее, предыстория «Спартака» дает нам возможность обратить внимание на несколько важных обстоятельств, касающихся ограниченных связей между пролетариями и спортом. 

Сами не сознавая этого, парни, основавшие «Спартак», были на переднем краю этих изменений. Хотя они жили в одном из самых крупных фабричных районов Москвы, не все из них автоматически могут быть причислены к рабочему классу, как не все демонстрировали то, что традиционные марксисты назвали бы «классовым сознанием». Впрочем, все они были членами одной социальной группы, которая, как писал когда-то Ричард Холт о британский рабочих, использовала спорт как способ утверждения нового городского образа жизни, локального районного патриотизма, развивала мужскую дружбу и товарищество. Временами они в буквальном смысле прижимались носами к витринам городских магазинов, где перед их глазами возникали новые образцы массовой культуры. И, в то же время, эти «дети города» сами помогали создавать многие из этих новых культурных форм. Кроме игры в футбол, они бродили по новым магазинам и городским рынкам, читали детективы, ходили в парки аттракционов, на концерты и в кино. У нас немного информации об их социальном происхождении, но многие определенно родились в Москве, в рабочих семьях. Практически все выросли в городе, и чувствовали себя дома на его улицах.

Последнее особенно важно. Столетиями в России создавалась богатая и сложная сельская народная культура, так что новая городская культура развлечений казалась заграничной, преимущественно западной. И это было оправдано в том, что касалось спорта. Конечно, русские крестьяне играли в различные спортивные игры, когда не были заняты сельским хозяйством. Наряду с лыжами, санками, охотой наиболее популярны были «лапта», боулингообразные «городки» и стихийно организованные массовые кулачные бои, известные как «стенка». Во всем мире организованный спорт, с его федерациями, таблицами, правилами, судьями, рекордами не был частью патриархальной деревенской жизни. То же справедливо и в отношении России. Здесь не было пасторальных мифов о спорте, так характерных для Великобритании и США. Люди, практиковавшие спорт в империи, застолбили себе место в стремительно растущих городах. Они не грезили о старых-добрых временах «деревенского футбола» или о выкошенном среди кукурузы бейсбольном поле.

Тот факт, что большая часть футболистов из простых семей либо родились в рабочих районах Москвы, либо переехали туда в раннем детстве, еще не делает из них революционеров или сторонников революции. Но важно помнить, что эти мужчины, рабочие, заигравшие в футбол, как правило полностью порывали свои связи со старой деревенской жизнью. И если все они в скором времени и не участвовали в революции, то, по крайней мере, жили в тех районах, откуда пришли люди, в ней задействованные. 

в ожидании продолжения